Вчера ходили на "NiRvana-party" в Релакс... млин, такой юбилей и такое гавно (пардон мой французский!). Какой смысл в этих вечеринках, если за всё наше там пребываение (около 5 часов), прозвучало 2, от силы 3 песни Нирваны. Я не на местную самодеятельность смотреть ходила, а на что-то действительно стоящее. Там играли очень даже неплохие группы, с хорошим саундом, но играли только свои хреновы песни.. Да кто они вообще такие? Я никогда не слышала ни об одной из этих "групп". Это можно было бы сделать в любой дргой день, но не на день рождения Курта Кобейна.
В Точке в прошлом году и то лучше было...
Доктур,
Farniete, если вам нужен перевод
Les virtuosite de Mariette, то у меня есть, только вы сравните с оригиналом, там могут быть небольшие расхождения
Les virtuosite de MarietteТеперь все стало совсем просто: уже нет мадам Бретодо или почти что нет. Мариэтт едва выкраивает час в день, чтобы вывести детей погулять. Своим туалетом пренебрегает настолько, что легко можно ошибиться и принять ее за гувернантку из хорошего дома. За исключением нескольких поспешных вылазок в универмаги, Мариэтт стала такой же невидимкой, как и добрая половина женского населения в Анже. Одной из женщин, наглухо замкнутых в пределах поля интенсивного семейного тяготения, которое остается для всех них жизненным пространством, находится в прямой зависимости от числа имеющихся у них детей и в обратной зависимости от квадрата расстояния.
Я и сам редко вижу ее. Время от времени я пробую воскресить в своей памяти прежнюю Мариэтт, хорошо причесанную, со вкусом одетую женщину, которая хотела мне нравиться, спокойную, прямо созданную для меня. Теперь между нами всегда ее передник, вокруг - всякая хозяйственная утварь. Руки ее превратились в инструменты для работы, глаза заменяют контрольные сигналы. Мариэтт - прежде всего прислуга в своем доме, прислуга, занятая постоянно, но считающаяся привилегированной, потому что у нее есть помощница, которая приходит на четыре часа в день и оплачивается согласно профсоюзному тарифу. Сама же Мариэтт трудится не меньше двенадцати часов в сутки, и притом бесплатно.
Ну конечно, часть забот она перепоручает вольтажу 220.
- Все эти механические штуки, - сказала ей тетушка Мозе, - упростили наши домашние дела.
- Да, - ответила Мариэтт, - если бы существовала машина для одевания и раздевания детей, машина для стряпни, для покупок на рынке и еще несколько машин в том же духе, да еще бы иметь на спине электронный глаз для присмотра за ребятами, было бы совсем неплохо.
- Ну, ты бы заскучала! - воскликнула тетя.
Это выражение у нас дома привилось. Если случается, что Мариэтт присядет на секунду, чтоб перевести дух, она тут же соскочит со стула и скажет:
- За дело! Хватит скучать. Порезвимся!
Иной раз еще добавит:
- Я просто чемпион по этим играм!
И это действительно так. Мариэтт достигла такой быстроты и виртуозности (посмотрите-ка на нее, как она мгновенно нарезает картошку - кра-кра-кра), что могла бы гордиться своими успехами, если б в нашем уважаемом обществе эта работа по традиции не считалась обязанностью домашней прислуги. Но у Мариэтт к хозяйственным делам не было отвращения. Они ей казались необходимыми, невзирая на минуты крайней усталости и раздражения, когда она кричала:
- Ох! Хватит с меня, ухожу в отставку...
Как не одуреть от всех этих бесконечно повторяющихся дел! Мариэтт погрязла в домашнем рабстве. Впрочем, она сама это понимала. Она говорила об этом. Твердила с настойчивостью, в которой даже сквозило самолюбование - видите, я стала жертвой. Теперь уже никто не мог безнаказанно похвалить и выразить свое восхищение ее умением вести домашнее хозяйство.
Однажды дядя Тио удивился, как она прекрасно гладит:
- Но я же для этого была создана, верно? - ответила Мариэтт.
Тио уперся, показал пальцем на воротничок выглаженной мужской рубашки и сравнил его со своим, у которого сморщились уголки. Мариэтт воскликнула:
- Так ведь у вашей гладильщицы нет аттестата об окончании лицея. А у меня есть. Я восемь лет училась в лицее, чтоб добиться таких успехов!